Как человек может отрицать очевидное? Казалось бы, очевидное. Но в эпоху постправды реальность становится парадоксальной.
Нет вируса для кого-то, пока не заболел — и впрямь нет. Вспомним Эпикура — смерть не имеет к нам никакого отношения, когда мы есть, ее нет, а когда она приходит — нас нет. Чуть похоже на ситуацию с коронавирусом, с той разницей, что когда мы заболеваем — вирус есть, и мы есть. Эта встреча может быть длительной или краткой, может быть пустяком, а может быть трагедией.
Как может человек отрицать очевидное? Казалось бы, очевидное. Но в эпоху постправды реальность становится парадоксальной. Психологи различают физическую и психическую реальность. При этом психическая реальность чаще всего побеждает физическую.
К примеру, что такое усоногие рачки? Понятия мы не имеем. А Чарльз Дарвин посвятил им одну из своих научных работ. Эти ракообразные одновременно есть в физической реальности, и их нет — мы не знаем о них и не узнаем их.
Кентавров в физической реальности нет. Но если вдруг мы встретим такого монстра, мы вмиг узнаем его — он есть в психической реальности!
Человеку с фантомными болями можно сколько угодно говорить, что нога ампутирована. Для него главное — она болит.
Для сторонника концепции плоской земли (есть такие) важно то, что они чувствуют почву под ногами твердой, а себя — защищенными. А все космические исследования — бред. NASA лжет. Реальный мир и иллюзорный поменялись местами в сознании этих людей.
С коронавирусом и его отрицателями похожая история.
Я убежден, что в основе COVID-19 диссидентства лежат хорошо известные психологические феномены. Для начала я просто перечислю их, а затем остановлюсь на каждом подробнее.
- Базальное недоверие и базальная тревога
- Паранойяльная настороженность.
- Отрицание (как психологический защитный механизм)
- Проекция
- Психотическая рационализация
Кроме этих, сугубо индивидуальных характеристик, большое значение имеет массовая психология, психическое заражение, слияние, идеологизация и прочее. Информационные и культурные феномены — постправда, альтернативные факты, плюрализм фактов и так далее, всего не перечислить. Теперь — к делу.
1. Базальное недоверие и базальная тревога
Если верить крупнейшим психологам (Фрейд, Эриксон, Хорни, Сэлливен и пр.), в первый год жизни человека, в связи с фигурой матери и ее поведением, у ребенка вырабатывается либо уверенность и доверие к окружающему миру, либо напротив — базальное недоверие и тесно связанный с ним феномен базальной тревоги. Мать обеспечивает чувство уверенности, тепла и комфорта, если она «достаточно преданная» (Дональд Винникот) мама. Эти чувства переносятся на окружающий мир — он надежен, достоин доверия, он прогнозируем. Эти позитивные черты доверия упоминают все. Но (что почти не упоминается) — доверие к миру включает в себя доверие к сигналам опасности. Не трогай горячий чайник! Не забирайся высоко — упадешь… То есть цепочка рациональных запретов, сигналов опасности, подкрепленная инстинктивными, архетипическими сигналами — часть надежного, прогнозируемого мира.
Доверие не исключает страха и тревоги — оно локализует эти чувства и связывает их с реально опасными объектами (или похожими на опасные).
То ли дело базальная тревога (страх) — разлитое, не привязанное к реальности чувство. То ли дело базальное недоверие, которое распространяется на все аспекты жизни, что важно для нас сейчас — недоверие к сигналам опасности, к предупреждениям о том, что существуют вещи, которые реально представляют угрозу.
Это все кому-то выгодно. На самом деле тут что-то кроется. Всякая информация — с двойным дном. Кто проплатил исследования? Кто подсчитает денежки? Кто будет плясать, приговаривая «обманули дурака на четыре кулака»? Нет, меня не проведешь!
2. Паранойяльная настороженность
Основное недоверие в сочетании с основной тревогой порождает настороженность особого рода. Сигналы опасности одновременно усиливают тревогу и в то же время возрастает неприятие сигналов реальности. Да, это опасно. Да, мир пропитан угрозой. Да, почва уходит из-под ног, но возрастает ощущение обмана — здесь что-то не то. Информация об опасности — это лишь фасад, декорация. За этим что-то кроется. Опасное, может быть еще более опасное, чем «официальная версия». Реальные сигналы — ложь. Нас обманывают с какой-то тайной целью. И этот обман лишь прелюдия к настоящей, грозной опасности.
Это весьма напоминает первый этап формирования бреда по Ясперсу. Бредовое настроение. Но нет, речь не идет о клинике! Это скорее психология, чем психопатология, или, если вспомнить название книги Фрейда — «Психопатология обыденной жизни». Это пока что даже не «нормальная конспирология», это некая готовность к конспирологическому восприятию реальности.
И тут «на помощь» формированию альтернативного восприятия реальности приходят популярные конспирологические модели. Их не нужно придумывать. Они уже есть, как альтернатива реальному мировосприятию.
Пандемия коронавируса — идеальный сигнал для формирования такой готовности. Фактор опасности незрим, его нельзя пощупать. Для человека не слишком сведущего, вирус лишь фигура речи, лишь информация.
В каком-то смысле он и есть информация, закодированная в геномах и явленная в сплетении РНК и белков, как отмычка приспособленных для взламывания клеточных оболочек. Но в восприятии человеческом — это информация, заключенная в словах. Это просто слова. Их нужно бояться, но им нельзя верить. Поверил — пропал.
И вместо вопросов «как уберечься», встают традиционные вопросы — кто за этим стоит, какие цели преследует, кому это выгодно.
3. Отрицание
Наиболее примитивный защитный механизм — отрицание. Из того, что сам механизм примитивный и архаический вовсе не следует, что люди, использующие этот механизм, примитивны и архаичны. Известно, что фаза отрицания практически обязательна при переживании острого горя. «Не может быть!» — это восклицание трансформируется в «этого нет, это не существует».
Легче отрицать незримое. Легче отрицать далекое. Коронавирус в этом смысле объект идеальный. Он незрим и какое-то время он далеко. Универсальный ответ COVID-19-диссидента: я не знаю ни одного, кто бы болел и умер от этой болезни. Конечно, речь идет о близких и родственниках диссидента, о «ближнем кругу». Ведь информация о том, что болели и болеют (а иногда, увы, умирают) очень известные, богатые и могущественные люди, к примеру премьер Великобритании Борис Джонсон, жена президента Украины, премьер России… Но это далеко. Да, в Италии умерло очень много людей, и в Испании, в США — в Нью-Йорке, и не только тут — огромное количество людей. Но какое отношение это имеет к нам? Из того, что в той же Италии было землетрясение, а в Японии — когда-то цунами, не следует, что мы должны бояться.
Но вот более тонкое наблюдение. Коронавирус в психике отрицателя одновременно несуществующий объект и объект опасный. То есть, это объект расщепленный, а отношение к подобному объекту всегда весьма и весьма сложно. Особенно если элементы расщепления и диссоциации присутствуют в психике отрицателя.
Даже тот, кто не верит в бесов, в то же время может крестить рот, когда зевает — на всякий случай. Нас окружает незримый мир, полный архетипических образов и страхов. Количество клиентов таролога явно больше, чем у психотерапевта. Магическое мышление рулит и в современном мире.
Но если сам вирус может быть объектом отрицания (или обесценивания?), то панику, вызванную информацией о коронавирусе, резкие меры, принимаемые против него мировым сообществом, неслыханное ограничение прав и свобод людей, которые связаны с режимом карантина, перевод интеллектуальной жизни и работы в режим онлайн, все это отрицать невозможно.
Но тут на помощь приходит другой механизм «защиты» — селективное игнорирование (Сэлливен). Часть реальности просто игнорируется. Облегчению такого игнорирования способствует невиданный прежде плюрализм информации, чудовищная смесь фактов и вымыслов («фейков»), а также растерянность СМИ перед лицом пандемии. Синтезировать разнородную информацию практически невозможно. Поэтому бессознательное игнорирование — весьма и весьма простая задача… В отличие от синтеза.
